Сидя на карантине, появилась масса свободного времени, которое в другой период было бы потрачено с гораздо большей пользой. Дел, конечно, хватает, но ведь сегодня 1 апреля! Прекрасный повод вспомнить, что это День дурака. Веский повод посмеяться над собой и другими. Уверен, что все соцсети будут завалены всяким тематическим первоапрельским «хумором» и прочим перепостом с пылью веков.
Что уж поделать? Народ на карантине, сидит по своим норкам и любой повод подурачиться воспринимает как новое развлечение…
Я тоже хочу именно сегодня вас немного улыбнуть. И для этого решил поделиться своими старыми авантюрными приключениями середины 90-х гг. аж прошлого века. Это история, случившаяся со мной лично, поэтому небольшие нестыковки в названии топонимов и имён сделаны без злого умысла.
Жарким июльским вечером 1996 года в одном из районов Кишинёва неподалёку от пивного киоска собралась местная разношёрстная публика. Ну как собралась? Медленно и нерегулярно повылазили: разморённые жарой работяги и представители интеллигенции, барыги и босяки, пацанчики и братки. У всех свой кружок, свои разговоры и своя туса. И все жадно пили холодное пиво. Кто с воблой, кто с сухариками, а кто и с чем покрепче. Это своеобразный клуб на районе, место встреч, биржа вакансий и новостной портал. Сегодня мы бы назвали это оффлайн соцсетью.
Кишинёв середины 90-х был городом столичным. Какой-никакой, но столицы бывшей союзной республики, а с некоторых пор и собственного государства. Каждый родившийся здесь был преисполнен чувства значимости сего факта. Понаехавших из сёл встречали настороженно и со скепсисом. Но не смотря на недавнюю политическую катавасию в верхах, когда ушибленные националисты кричали на центральных площадях: «Русские! Чемодан-вокзал-Россия!» в самом городе на бытовом уровне это было встречено непониманием и осуждением.
В Молдавии исторически жили представители разных народов и межнациональные вопросы сводились лишь к тому, что «где хохол прошёлся, еврею делать нечего». В смысле — хочешь жить, умей вертеться. В каждом районе особенно ценились горизонтальные связи. Все жили в одних общих дворах, ходили в одни и те же школы и поликлиники, магазины и рынки. Все друг друга знали и через 1-2 рукопожатия могли навести справки о любом. За одним столиком могли сидеть и вместе пить пиво под воблу инженер с телевизионного завода Альфа и грузчик с рынка, студент и преподаватель ВУЗа, только что освободившийся из мест лишений узник и водитель маршрутки. Главный принцип — ребята с нашего двора.
В Кишинёве всегда и практически везде говорили по-русски. Но язык этот был как у украинцев суржик — смесь русских, украинских, молдавских и еврейских словечек, которые лишь добавляли колорит. Я, как заезжий пацанчик из России, был поначалу принят холодно и осторожно, но если однажды ты заслужил авторитет, то за тебя тянули мазу (рекомендовали и брали на поруки) все, кто тебя знал. Как мне это удалось? Ну это отдельная история. Впрочем, этот рассказ немного о другом.
И вот мы сидим с местными пацанами, пьём пиво, дурачимся и веселимся. Беззаботное время. Жаркий дневной зной сменился приятной ночной прохладой, пиво «Кишинэу» за 75 местных копеек за 0,5 пилось ящиками в таких компаниях. А уж по жаре, поверьте, каждый мог осилить без напряга 3-4 литра за вечер. Ларёк уже закрывался, но мы договорились, чтобы нам оставили пустые пластиковые ящики вместо стульев, которые мы потом аккуратно складывали за ларьком и мусор после себя всегда выносили, что было по-людски, как говорили бывшие узники. Таких всегда набиралось некоторое количество и культура тюремной жизни тоже проявлялась в таких посиделках.
Были под запретом некоторые слова, выражения, поступки. Например, нельзя было поднять с земли уроненную сигарету, считалось что она законтаченная. Здороваться за руку со шнырями (уборщиками) и много других правил. Колорит южного города и национально-культурологические особенности — это и есть уникальность местного сообщества.
Ну что ж? Нас остаётся трое: я, Витька Позней и Жора-часовщик. Витька был не кишинёвский, он был из пригорода, но учась в Университете время от времени оставался на ночевку у своих кишинёвских корешей. Дело было в июле, учёбы у Витьки не было, но кореша были, поэтому он не спешил вообще никуда. У него даже был свой ключ от квартиры его товарища, который в эту ночь ушел ночевать к своей подруге, у которой родители куда-то уехали.
У Жоры-часовщика была своя часовая мастерская в Центре на Армянской улице. Кроме часов он скупал золотишко, имел один из первых мобильных телефонов и мутил ещё Бог весть какие тёмные делишки.
Время неумолимо двигалось к 2-ум часам ночи, город стих, Жора, разморённый жарой и пивом, попрощался и покандыбал к себе до дому до хаты. А мы с Витьком допивали последние глотки пива и доедали последнюю упаковку анчоусов. Мне спешить было тоже некуда, дом в двух минутах ходьбы, времени — дофига, спать не хотелось. А Витёк без устали молотил языком: то анекдот, то ещё какую-то историю, то шутку-прибаутку. С ним было легко и весело.
Вдруг он мне говорит, что у него дядька в Одессе, давно звал в гости, да ему, Витьку, всё как-то было не досуг. И спрашивает меня, бывал ли я в Одессе? Я честно отвечаю, что нет. Тогда Витька предлагает — а давай прямо сейчас махнём туда? Куда? В Одессу? Это вообще-то почти 250 км от Кишинёва! Ну и что? Первой утренней электричкой в 05-00 и в 09-00 мы на месте, а в электричке поспим. А приедем, я тебе покажу город, заедем к дядьке на обед, а вечером назад. Ну как?
Я пошарил в карманах, денег было не густо. Идти домой? Не вариант, дома меня бы арестовали и я не хотел скандала. У Витька денег тоже было не густо, но побольше чем у меня. Голос разума говорил мне: «Это мутная история! Нафиг-нафиг!» А другой, чей сладкий шёпот мне всегда внушал какой-то авантюрный оптимизм,уверял: «Едь! Когда ещё в Одессе побываешь?» Решение пришло в миг — ок, едем! С меня билеты, с тебя бухло и перекус в дороге.
Надо сказать, что в середине 90-х и Украина тоже была отдельным государством. Попасть из Кишинева в Одессу можно было: а) на самолёте, на который денег не было б) на автобусе (долго ждать и долго ехать) в) на электричке. В доинтернетовскую эру за билетами и расписанием мы ночью попёрлись на жд вокзал, узнали когда отправляется первая электричка. Витька не соврал, она действительно отправлялась в 05-00. Оставшееся время в ожидании электрички мы просидели на привокзальной площади в тени развесистого каштана и Витька сладко пел про Одессу-маму байки и прочие истории.
Билеты на руках, электричка на перроне, а паспорта с собой у меня нет. И? Разве это повод не поехать в Одессу? Всё бы ничего, но между Молдовой и Украиной уже существовала государственная граница. Загранпаспорта были не нужны, но пограничники с собаками и таможенники с усами — присутствовали. Что будем делать? Как что? Тут я уже на ходу начинаю выкруживать ситуацию. Так, Витёк, ты с паспортом идешь в вагон. А я без паспорта иду к машинисту и начинаю ему гнать пургу, что так мол и так, паспорта нет, но в Одессу надо позарез! Как я его уболтаю — это, Витёк, не твои справки, но на станции Бендеры, которая следующая за Кишинёвом в сторону Одессы, ты идёшь ко мне в кабину машиниста.
У Витька глаза полезли на лоб от такой наглости, я забиваюсь с ним, что если всё срастётся, а он не верит — то с него ящик бухла, нет — с меня. Забились, чтобы кто-то разбил руку в этом споре нужен был третий-лишний, коим выступил местный полицейский, который проходил мимо. Да, и так было, можно было подойти и сказать, друг, мы тут поспорили, разбей, пожалуйста. Даже не обязательно было интересоваться предметом спора, просто нужен был условно посторонний.
Я перемигиваюсь с Витьком, тот чешет в указанный на билете вагон, а я двигаю в сторону локомотива. Условием спора было, что если меня в Бендерах не будет в кабине машиниста, то Витёк возвращается в Кишинёв и я его встречаю на перроне с ящиком вина. Сказано — сделано. Напоминаю, я без паспорта, без денег, пьяный, но молодой, весёлый и болтливый авантюрист, который незаконно пересекает границу другого государства словно контрабандист.
Не поверите, но машиниста я уболтал, без денег, что я плёл? Это выглядит сегодня весьма неубедительно, но я рассказал про спор и про то, что никогда не видел Одессу. Машинист оказался с того же района, откуда мы с Витьком только что приехали, через пару минут у нас с машинистом уже нашлись общие знакомые и он меня пустил в кабину. Единственное что он мне сказал, чтобы на границе я переоделся в какой-то замасленный комбез, замазал лицо сажей и сидел ниже травы тише воды, когда мимо будут проходить погранцы. А если че, то я напарник, а спросят про документы — то сказать, что паспорт в подсобке в 3-ьем вагоне.
И что вы думаете? Проканало! Я контрабандой проник на Украину, бесплатно доехал до Одессы. А дальше начались одесские приключения…
В качестве пролога одесских приключений анекдот:
Урок истории в еврейской школе. Учитель, закрывая правый глаз:
— Дети, отгадайте загадку: кто это?
Дети хором:
— Моше Даян, Моше Даян!
Учитель:
— Неправильно! Моше Даян — вот (закрывает левый глаз), а это (снова закрывает левый глаз)
— Моше Кутузов!
Ранее утро, электричка прибыла в Одессу почти по расписанию, опоздав на минут 40. Всю дорогу до Одессы мы с Витьком ехали в кабине машиниста. Вальяжно раскинувшись на одной из откидывающихся скамеек, видимо заботливо сооружённой кем-то из местных кулибиных, поскольку её устройство явно не было заложено технологически в оснастку, мы с Витьком с интересом вглядывались в мелькающие пейзажи.
Виды не производили впечатления, поскольку они преимущественно состояли из степного пейзажа, редких деревушек и полустанков. Меня всегда удручал вид южных тополей. Их ветви, в отличие от родных мне среднерусских, всегда резко уходили вверх и сам тополь с виду напоминал упакованную в сетку новогоднюю ёлку, что продают в сезон на ёлочных базарах. То ли дело каштаны, платаны и ивы. Эти деревья были высокими, круглыми и давали обильную тень, что в степном климате южной Украины делало их островками-оазисами, в тени которых прятались редкие коровы и овцы и их пастухи.
Непринуждённо болтая о том о сём с машинистом, выяснив особенности управления, я даже сам несколько километров вёл электричку, нажимая на клаксон, проезжая редкие полустанки. Настроение было приподнятое, погода обещала быть жаркой, поскольку утренний ветерок уже был далеко не прохладным. Мы мило попрощались с нашим машинистом, бодро спрыгнули на перрон и я стал с любопытством осматривать окрестности.
Про Одессу я слышал много, видел её в фильмах, знал какие-то фишечки, но вот вживую смотрел на эту жемчужину у моря впервые. Здание жд вокзала и местная привокзальная площадь выглядели не впечатляюще. Впрочем, любой провинциальный вокзал в те годы выглядел примерно так же.
Вокзал Одессы находится практически в центре города, в 2-ух минутах неспешной прогулки от него — знаменитый Привоз, минутах в 10 — Ланжерон, где плещется море. Названия улиц казались с детства знакомыми: Большая и Малая Арнаутские, Ришельевская, Еврейская, Польская, Греческая, Базарная и Градоначальницкая, Старопортофранковская и Дидрихсона, и конечно, Дерибасовская.
На углу Ришельевской и Еврейской в самом центре города стоит величественное здание во флорентийском стиле — здание главной синагоги. В тот год, когда я впервые её увидел, там была не синагога, а физкультурный факультет педагогического института. И из помещения, где когда-то шли торжественные службы, через открытые окна раздавались глухие удары мяча и крики — там была баскетбольная площадка.
Я с интересом вглядывался в вывески и объявления. Всё вызывало во мне любопытство и восторг. Одна другой краше. Вообразите — студенческая парикмахерская «Большая прикольная», напротив многометровое полотнище — «Есть всё!», а ниже кривоватая приписка — бытовая техника. Комиссионный магазин «Шкаф», «Похоронное ателье Карлтон. Без обеда и выходных. У нас есть кошерные гробы», «Матрасы Венето. Здоровый сон» и тут же цитата из Ильфа и Петрова — «Человек, лишённый матраса, жалок!».
Там же в центре неподалёку на углу улиц Карла Маркса и Карла Либкнехта (сейчас наверняка переименованных) был магазин канцтоваров, который в народе называли «Два Карла», поговаривают, что сейчас там одноимённый пивбар, к которому притулился обувной магазин «Папа Карло». Некогда в здании тубдиспансера, что на Преображенской улице, был открыт помпезный ресторан, который тут же был переименован в «Палочку Коха».
По отзывам старожилов (ссылаюсь на Витька и его дядю), в старые добрые времена, впрочем это было свойственно не только Одессе, но и другим южным городам, особо ценились и имели значение клановые связи: дворовые, уличные, районные, школьные. При формировании компании не принимались во внимание ни материальное положение и должность родителей, ни, упаси Боже, национальность. Встречали в те годы не по одёжке, а по таланту и начитанности, по умению «заводить» компанию, петь студенческие и блатные песенки, по коммуникабельности.
Ну что ж, наша тема! Мы с Витьком были парни компанейские, лёгкие на подъём, весёлые и в меру безбашенные. У Одессы был особый дух, который я тонко чувствую в каждом месте, куда меня забрасывает судьба. Или он есть или его нет. Но тут… В общем, Одесса меня влюбила в себя. Сами одесситы называют свой город «Адесса», через «е». Не дай Бог вам где-то сказать Одэсса! Как минимум вас тут же пошлют в игнор, а то и могут дать в тыкву. Сейчас не знаю, как там дела. Но по этому поводу у одесситов настрой всегда был боевой, о чём меня любезно проинструктировал и Витька и машинист.
Как я выяснил, дядька жил на Пересах. Помните у Утёсова: «Вся Молдаванка и Пересы обожали Костю-моряка»? Так вот Пересы — это по-одесски название района Пересыпь. Это низина между морем и лиманами, историческое место закладки Одессы, именно там был много веков до н.э. заложен греческий полис.
Добирались до Перес мы на трамвае и маршрутке. Одесский транспорт. Это что-то. Опять же, не знаю как сейчас, но в мою бытность там, это был клондайк и чрево одесской жизни. Это был не просто транспорт, это был особый мир со своим языком и правилами. Особенно мне доставляло удовольствие слушать чужие разговоры. Не скрою, неприлично, но это стоит того.
— Вы выходите?
— Это мое дело..
— Да, но я выхожу!
— Это ваше дело.
— Но вы мне загораживаете!
— Это другое дело.
В одесском трамвае дама очень больших размеров начала двигаться, но застряла, дальше не пройти. Голос сзади:
— Ну что же Ви не проходите?
— Так тут кругом толпа, куда же мне идти?
— Ви что хотите, чтобы я вам еще и сказал, куда идти?
— Это черт знает что такое! Такая давка, что я уже два часа стою на одной ноге!
— И представьте себе, как раз на моей!
А какие объявления в транспорте! Маршрутные такси тогда были производства Латвии RAF. Кто помнит это чудо автомобильной техники, то оценит. Двери в салон открывались как на Волгах — на ручке была кнопка под большой палец. Нажимаешь, открываешь, закрываешь. Читаю на одной такой маршрутке объявление написанное от руки «Закрывается как на холодильнике».
Приезжаем, Витька уверенно ведёт меня вдоль каких-то кирпичных заборов умирающих и умерших заводов.
Всё здесь серо, печально, скучно. Бессмысленно. Заводы устарели смыслом и оборудованием. Корпуса, в основном построенные еще в дореволюционное время, обветшали. Все это было устаревшим и нерентабельным еще в период советской империи, а теперь и вовсе остановилось.
Слева за мостом, приветствуя и прощаясь с каждым, стоял Ленин и рукой указывал путь в Город. Справа располагалось единственное в советский период здание действующей городской синагоги, теперь от него остались руины. Все советское время сюда ездили евреи за мацой к Пасхе. Мацы брали много, на себя и на всех своих друзей — любителей мацы, христиан. Теперь не стало Ленина, синагоги и мацы.
Когда-то на пустынной Пересыпи генерал—майор Иосиф де Рибас скрытно вывел свои конные полки и отряды черноморских казаков на исходные позиции, откуда 14 сентября 1789 года молниеносным штурмом овладел турецкой крепостью Хаджибей. Потом казаков, которые пожелали остаться на завоеванной ими благодатной земле, де Рибас «поселял на Пересыпе: отводя на построение домов удобные места и выдавая пособие хлебом, деньгами и лесом», как писал о том историк Апполинарий Скальковский. И еще в начале ХХ столетия на Московской и других улицах Пересыпи жили их потомки — Выхрестенки, Дармостученки, Косолапенки, Крывопищенки, Подопригора, Чорнобривенки: Время размывало семейные гнезда, но в память о былом Московская теперь именуется улицей Черноморского казачества.
В давние времена поселились тут и евреи, приторговывали горьковатой лиманской солью, жили первой в этих местах общиной. О потомке одного из них десятилетия спустя напишет Исаак Бабель: «В пору моего детства на Пересыпи была кузница Иойны Брутмана». Здесь начинались загородные дороги, и потому кузниц было немало — Кавуненко, Котляра, Либенрита. Располагались на этой улице и мастерские: бондарные, войлочные, принадлежавшие давно специализировавшемуся на этом промысле семейству Тишаевых, каретные. А в механической, на Московской, 6, прикипел к отцовскому мастерству будущий конструктор лучших крупнокалиберных авиационных пушек периода 2—й мировой войны, дважды Герой Социалистического Труда Александр Нудельман, памятник которому воздвигнут на бульваре Искусств в Одессе. Только не кузницы и мастерские, равно, как не рестораны, магазины, лавки, винные погреба, трактиры и «Лечебное заведение теплых морских ванн», делали погоду на Московской.
Дальновидные одесские деловые люди издавна обзаводились тут землей, открывали заводы и фабрики, ковали богатство молодого города. Как писал Эдуард Багрицкий, «здесь, на Пересыпи, кирпичной силой заводы встали, уголь загудел». И получилось так, что на одной, правда, длиннющей улице соседствовали множество предприятий самых различных отраслей промышленности: винокуренный завод, фабрика колесной мази, завод сельскохозяйственных машин Гена, макаронная фабрика, завод по производству альбумина из крови животных одесского городского общественного управления, кожевенный завод, Товарищество одесского сахарорафинадного завода, фабрика молотого кофе, завод подсолнечного масла, фабрика нафталина, паровые солемольные мельницы, завод стеариновых свечей, пуговичная фабрика, завод по обработке мрамора, паркетная фабрика, лесопильный завод, заводы искусственных минеральных вод, скотобойни.
И вот в эту промышленную красоту привёз меня Витёк. Доковыляли мы до дома его дядьки, стучим, звоним, никого. Спросили соседей, где? А уехал неделю назад. Куда не сказал, когда вернётся? Да кто ж его знает? Как в том анекдоте:
— Ты знаешь, Маша, по-моему, муж меня не любит…
— Почему ты так думаешь?
— Видишь ли, он уже второй год не появляется дома…
Ну ладно. Что делаем? Ну как что? Пойдём хоть скупнёмся. В смысле искупаемся. Едем на Лузановку, это несколько остановок от Пересыпи, там пляжи чистые в отличие от Аркадии. Там же мы посетили местные винарки. Это винные погребки, в Одессе их ещё зовут бадегами. Почему так? Да кто его знает?
Понятие «винарка-бадега» осталось в языке коренных одесситов, но затем нивелировалось и выродилось в «точку», под которой понималось всякое распивочное заведение.
Термины «рюмочная», «забегаловка», «тошниловка», «рыгаловка» широкого хождения в Одессе не имели ввиду их чисто москальско-кацапского происхождения.
Часть винарок представляла собой настоящие винные подвалы с «раньшенного времени». В них было прохладно и просторно, столики, как правило, не предусматривались. Были погребки явно более позднего периода, несколько заглубленные ниже уровня тротуара, иногда всего на несколько ступенек. Вдоль стен располагались узкие полочки – стойки для стаканов. Были просто небольшие помещения на первых этажах со столиками (стоячими и сидячими) и без оных.
Искупавшись и отобедав в таких винараках дешёвыми котлетами с зеленым горошком, выпив по несколько банок дешёвых бессарабских «чернил» — их называли «стакан вино», мы отправились в обратный путь. Снова колоритный одесский транспорт и вот он жд вокзал. Сам одесский жд вокзал и здание управления железной дороги нависали над окрестными сквериками двумя серыми громадами. На вокзале открытых питейных заведений не было, зато был привокзальный огромный ресторан в сталинском стиле, где можно было недорого перекусить и выпить.
В 90-е годы привокзальные скверики заполонили киоски всех мастей, торговавшие круглосуточно в режиме «нон-стоп». Круглый скверик перед вокзалом полностью оккупировали белые пластмассовые столики и стулья, и в кафе круглосуточно крутили песню Гарика Кричевского, вполне соответствующую моему отъездному настроению:
«На Привокзальную, сегодня я пойду
Возьму бутылку водки,
чтоб накатить по стопке
С дружком прощальную»
Как я уехал назад? Да просто. Денег на билеты уже не было ни у меня ни у Витьки. Мы доехали зайцами до границы, вышли на таможне типа как местные, пешком огородами пересекли границу и сели на следующую электричку уже на стороне Молдавии. Вот так я и познакомился первый раз с этим уникальным городом, в который потом возвращался время от времени, пока не настали нынешние времена. Думаю, что Одесса переживёт и это смутное время, не такое переживала, но что-то мне подсказывает, что город уже будет немного не тот, который я знал…
«Граждане пассажиры! Шоб ви так доехали, как оплатили проезд!»
Дмитрий Друца,
Сигарный клуб «Лошадиная сила» (Санкт-Петербург)
Habanosommelier
