В красочной галерее народных типажей Испании особое место занимает, как не покажется странным, контрабандист.
Впрочем, чему удивляться, если здесь на протяжении веков существовала целая контрабандистская культура со своими героями, легендами, обычаями и песнями. Своими корнями она уходит в эпоху Великих географических открытий, когда торговый оборот европейских стран начал стремительно расти. При этом незаконные операции росли так же быстро, как и вполне законная коммерция. Естественно, быстрее всего контрабанда росла именно там, где власти своими запретительными мерами сами толкали население в объятия нелегальной торговли.
Так, Испания, став в XVI веке хозяйкой гигантских территорий в Северной и Южной Америке, запретила своим колониям торговать не только с другими странами, но и друг с другом.
Например, для того, чтобы перевезти груз из Пуэрто-Рико на соседнюю Кубу, нужно было сначала отправить его в Испанию, а потом вновь везти через океан в Западное полушарие. Естественно, такая система не работала, поскольку между неизбежно убыточными и незаконными, но прибыльными операциями колонисты выбирали последние. Слабое испанское купечество просто не могло полностью обеспечивать торговлю Нового Света, и вскоре к американской коммерции присоединились многочисленные голландские, португальские, английские и французские купцы, которые по испанским законам тоже считались контрабандистами. Одним из основных объектов контрабанды был табак…
Заморский дурман довольно быстро стало популярным в Испании, что, естественно, заставило королевские власти задуматься о том, как извлечь из этого максимальную выгоду.
В 1636 году после нескольких лет подготовительных работ было принято решение ввести на производство и продажу табака государственную монополию. Этот особый режим получил название «Estanco» (эстанко). По своему содержанию на первом этапе (1636 -1730 гг.) он представлял собой откупную систему, при которой с откупщиком заключался срочный договор на фиксированную сумму. Так, например, первым откупщиком, получившим в управление Королевскую табачную фабрику Севильи, стал некто Антонио де Сориа (Antonio de Soria). Кстати, именно этой фабрике суждено было стать одним из основных элементов довольно сложной монопольной системы, которая охватывала не только саму метрополию, но и все ее колонии. Вся она была построена вокруг оси Севилья – Куба – Новая Испания.
С введением государственной монополии на табак его контрабанда в Испании расцвела пышным цветом. Жители прибрежных районов в массовом порядке подрабатывали на незаконных перевозках, причем больше всех старались жители южного побережья Испании, поскольку для них ремесло контрабандиста было хорошо знакомым традиционным промыслом.
По образному определению американского писателя-романтика Вашингтона Ирвинга, совершившего длительное путешествие по Испании, контрабандисты составляли здесь нечто вроде рыцарского ордена. Как объяснил ему таможенник, разговор с которым Ирвинг приводит в своих путевых заметках, «они стекаются в Андалузию со всех концов, по чаще всего из Ламанчи; иногда в назначенную ночь принимают товары, пронесенные мимо таможенных постов на берегу Гибралтара; иногда же встречают корабль, который этой ночью дрейфует у берега. Они держатся кучно и передвигаются затемно, а днем скрываются по barrancos — горным излогам, или на уединенных усадебках, где им обычно рады, потому что они щедро оделяют хозяев контрабандным добром. И то сказать, почти все наряды и украшения, которыми щеголяют жены и дочери обитателей горных деревушек и усадеб, — подарки веселых и тороватых контрабандистов.
На побережье они встречают корабль, высматривая его ночью с какой-нибудь скалы или мыса. Если неподалеку покажется парус, они подают условный сигнал — положим, трижды выставляют фонарь из-под полы плаща. Если на сигнал отзываются — сходят на берег и готовятся провернуть дело. Корабль подплывает ближе и спускает на воду все свои шлюпки с контрабандным грузом, упакованным, как надо для вьючной перевозки. Тюки быстро вышвыривают, еще быстрее подбирают и вьючат — и контрабандисты мигом исчезают в горах».
В ту пору контрабандисты сколачивали большие состояния и порой вели веселую, распутную жизнь. Неслучайно образ контрабандиста часто ассоциируется с другим ярким народным типом – majo, или испанским щеголем. По определению русского писателя Василия Боткина, посетившего Испанию в 1845 году, «Это удальцы и сорви-головы, охотники до разного рода приключений, волокиты и большею частью контрабандисты; они отлично играют на гитаре, мастерски танцуют, поют, дерутся на ножах, одеваются в бархат и атлас. Эти-то majos дают тон севильским щеголям, даже высшего общества, которые стараются подражать в модах и манерах их андалузскому шику».
Вот как выглядел наряд одного из известных в те времена контрабандистов: «…коричневая куртка, вся ушитая арабесками из разноцветного бархата; синие по колена штаны в. обтяжку, с серебряными пуговицами вдоль швов; белые чулки и башмаки, покрытые высокими до колен штиблетами из желтоватой кожи, с узорчатым шитьем и кисточками, завязанные только сверху и снизу, так что чулки на икрах были видны; длинные рыцарские шпоры; шелковый малиновый жилет со множеством висячих серебряных пуговок; на шее красный шелковый платок, концы которого продеты в золотое кольцо; на голове, по андалузскому обычаю, повязан пестрый фуляр, концы которого висели сзади из-под низенькой андалузской шляпы».
Согласитесь — безукоризненный костюм.
Рассуждая о причинах, побуждавших испанцев заниматься контрабандой, русский писатель Василий Боткин делится с читателем одним очень интересным наблюдением: « …у андалузца мало нужд, да и те с излишком удовлетворены. Если случится у него беспокойный позыв к славе, к приключениям, конечно, он не пойдет их искать на поле сражения, а сделается caballista, то есть добудет себе лошадь и станет бандитом, чтоб в деревне его рассказывали о нем, как рассказывают о знаменитом бандите Хозе Мариа.
Андалузец — контрабандист по сердечной склонности и большой любитель «рыцарства больших дорог». Но и тут наполовину входит страсть к приключениям. Во всяком случае, он готов скорее сделаться вором, нежели солдатом, потому что ничто так не противно душе его, как военная дисциплина; и в этом отношении арабские привычки его сохранились еще во всей силе».
В действительности, многие контрабандисты, которых преследовали за незаконную торговлю табаком, разорившись, становились разбойниками – бандолерос. Как это происходило, описано у того же Ирвинга: «Попавшие в западню контрабандисты сдаваться не хотят ни за что. Одни спешиваются и отстреливаются из-за конских спин, как из-за насыпей, другие обрезают веревки, сбрасывают тюки, чтоб отвлечь врага, и верхом пускаются наутек.
Кому-то удается таким образом уйти ценою поклажи, кого-то захватывают с конем и товаром, иные же бросают все и налегке карабкаются по кручам. И тогда (…) se hacen ladrones legitimos (они становятся законными грабителями). (…) Обнищавшие таким образом контрабандисты действительно считают себя вправе разбойничать, взимая мзду с проезжих, покуда не накопится денег на коня и наряд, приличествующий их ремеслу».
История сохранила имена самых знаменитых бандолерос: Диего Коррьентес, Хосе Мария Темпранильо, Эль-Трагабучес, Хуан Кабальеро и другие. Они считались народными заступниками: грабили богатых и отдавали награбленное бедным. Это были испанские «робин гуды». Народная молва наградила их лучшими качествами — добротой, силой, умом, красотой и даже галантными манерами. Например, всегда элегантно одетый, красавец Хосе Мария по кличке Темпранильо, что в переводе может означать «молодой да ранний», непременно помогал дамам, когда они выходили из дилижанса, остановленного разбойниками на дороге. «Сеньора, ваши очаровательные ручки не нуждаются в этих вульгарных украшениях», — говаривал Темпранильо, снимая с дам перстни и браслеты. При этом он никого не убивал и даже оставлял пассажирам деньги на дорогу.
И еще, что очень важно для нас – бандолерос никогда не отнимали у своих жертв сигары!
Кстати, в России к контрабандистам относились испокон веков примерно также как и в Испании. О них было немало написано даже в классических произведениях. У Лермонтова в «Герое нашего времени», например, перед нами встает образ контрабандиста, окруженный не менее романтическим ореолом, чем испанские бандолерос: «Янко не боится ни моря, ни ветров, ни тумана, ни береговых сторожей…»
И это притом, что работа контрабандиста всегда была сопряжена с опасностями. Неудачника ожидало суровое наказание. В России, виновных в продаже корчемного табака наказывали 20 — 36 ударами кнута, после которых, как пишет в своей книге «История телесных наказаний в России» драматург и теоретик театра Н. Евреинов, на спинах несчастных не оставалось целой кожи даже ни на палец шириной, и они имели вид животных, с которых была содрана кожа. Тем не менее, после всего этого каждому виновному в нелегальной продаже табака привешивалась на шею пачка с табаком, и в таком виде, связанных за руки попарно и сопровождаемых по обе стороны прислужниками палача, преступников вели сперва из города, а затем обратно в Кремль, и все это время продолжали бить их кнутом.
Казалось бы – простая трава, а сколько страстей!
Андрей Малинин
Писатель, исследователь табака, сопредседатель Оргкомитета Фестивалей Сарепта, колумнист Интернет-журнала CigarTime
